309
Письмо к боярыне Ф. П. Морозовой, княгине Е. П. Урусовой и М. Г. Даниловой
Книга иноке Феодоре, а по-мирски боярыне, с сестрами
Молитвами святых отец наших, господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй нас. Аминь.
Херувимы многоочитыя, серафими шестокрыльни, воеводы огнепальныя, воинство небесных сил, тричисленная единица трисоставнаго
310
божества, раби вернии: Феодора в Евдокеи, Евдокея в Феодоре и Мария в Феодоре и Евдокеи! Чюдной состав по образу святыя троицы, яко вселенстии учителие — Василий, Григорий и Иоанн Златоустый! Феодора — огненный ум Афанасия Александрийскаго, православия насаждь учения, злославия терние иссекла еси, умножила семя веры одождением духа, преподобная по троицы поборница великая. Княгиня Евдокея Прокопьевна, свет трисиянный, вселивыйся в душу твою, сосуд избран показа тя, преблаженная, светло проповеда троицу пресущную и безначальную. Лоза преподобия и стебль страдания, цвет священия и плод богоданен, верным присно цветущая даровася, но яко мучеником сликовна, Мария Герасимовна, со страждущими с тобою взываше: ты еси, Христе, мучеником светлое радование.
Старец, раб вашего преподобия, поклоняюся главою грешною за посещение, яко простросте беседу довольную и напоили мя водою животекущею. Зело, зело углубили кладезь учения своего о господе, а ужа моя кратка досягнути, — немощно, присенно и прикровенно во ином месте течения воды.
Принуждаете мя молитися, чтобы дал бог терпение и любовь и покорение, беззлобие и воздержание, безгневие, и терпение, и послушание. И я о сем в души своей колеблюся: нет
311
ли в вас между собою ропоту? — боюся и трепещу навета дияволя. Евдокея Прокопьевна! худо, свет моя, неблагодарение. Мария Герасимовна! чево у вас не бывало прежде сего, ныне ли чести искать или о нужной пищи ропотить? В мимошедшее времена и рабичища слаще тово ели у вас, чем вы ныне питаетеся; а в пустотном сем только ропот и бессоветие.
Увы мне, грешному! Ей, слезам достойно есть: у меня здесь диявол от десных ссору положил, — в догматах считалися, да и разбилися. Молодой щенок, Федор дьякон, сын духовной мне, учал блудить над старыми книгами и о святей троице преткнулся и о Христове во ад сошествии и о иных, догматствуя по-никониянски, нелепотно. В книге моей написано и послано к вам о господе. Аз же, не утерпев безумию его, и слышати не мог хулы на господа бога моего, отрезал его от себя и положил под клятвою, не ради внешних досад, — ни, никакоже, — но ради бесстудства его на бога и хулы на старых книг. Буди он проклят, враг божий!
А у вас, светы мои, какое догматство между собою? Женской быт одно говори: как в старопечатных книгах напечатано, так я держю и верую, с тем и умираю. Да молитву Исусову грызи, да и все тут. А о пищи и питии и о чести века сего что роптать? Бросили вы сие: плюньте уже на все! Наудачю ведь говорю. Аль и нет
312
у вас тово, милостию Христа бога моего и заступлением пречистыя владычицы нашея богородицы, помощницы нашея, света?
А ты, друг мой головной, пожалуй, господа ради, на себе притирай. Ты уже мертвец, отреклася всего; а оне еще, горемыки, имут сердца своя к супружеству и ко птенцам. Мочно нам знать, яко скорбь их томит. Я и мужик, а всяко живет. У меня в домишку девка рабичища робенка родила. Иныя говорят: Прокопей, сын мой, привалял; а Прокопей божится и запирается. В летах детина, недивно и ему привалять! Да сие мне скорбно, яко покаяния не могу получить. В ыную пору совесть рассвирепеет, хощу анафеме предать и молить владыку, да послет беса и умучит его, яко древле в Коринфах соблудившаго с мачехою; и паки посужу, как бы самому в напасть не впасть: аще только не он, так горе мне будет тогда: мученика казни предам!
Увы, Феодора Прокопьевна, мати моя! Утеснися душа моя отвсюду грех ради моих. Молися, молися, крепко молися, господа ради, о мне! А я уже и не знаю, как живу в горести ума моего; не помню иное в печалех, как день, как нощь преходят у меня. Ох, ох, ох души отовсюду утеснившейся моей! Евдокея да Марья оханье прислали ко мне, а у меня и своего много! Глядел, глядел в ваше рукописание то: огорчилася
313
утроба, я ударился о землю: «владыко! соблюди, — реку, — их во имя твое, и меня, грешнаго, за молитв их спаси! Кому помощи, аще не ты?» А ты говоришь иную суторщину: взойду ль де я тебе на ум-от когда? большо-де ты меня забыл! Я тебя избранил в те поры, — прости бога ради! Вот, реку, она во сне брусит, и слушать нечево! Разве, реку, сама забываешь меня! А что петь о Иване то больно сокрушаешься? Главы, главы не сохранил! Полно-су плюскать то, Христа для! Главы не сохранил! Как порассудить то дело твое, ино ужас возьмет. Как-то надежа-свет Христос изволил! То бы по-твоему добро, как бы на лошадях тех без тебя ездить стал, да баб тех воровать? — Привели бы оне на вся, ругаяся тебе, — и Христа бы отрекся, как и оне ж! А то другое дело — по-новому робенка причастили! Великая беда, куды! Он и не знает, ни ведает в печалех в то время, что̀ над ним кудисили, блядины оне дети, и со всем умыслом своим; у спаса-света правда будет на суде. Только бы он ево, надежа-свет, не возлюбил, и он бы ево в такую нужную пору не взял к себе. Я благодарю бога о нем, — причастил я ево, помню: довлеет ему сие во веки веком! Не истлела в нем благодать. Я на твое плюсканье не гляжу. Тебе бы таки всяк исповедник! Ох, матка божия, — не по Федосьину хотению делается! Плачь-ко ты о себе больши,
314
а о нем слава Христу и без твоих возгрей! А што? Горе уж от безумия твоего стало мне! Есть о нем плачющих тех. Иной и один воздохнет, ино адом потрясет; хотя бы и впрямь осужден был: ино выпустят. А то за что ево осудить? В муках скончался робя. Григорий о Трояне, о мучители, помолился, ино отдали. Сказал же ему Христос: «опять-де не моли мне о таковых, не стужай», а однако таки отдал милостивый бог. А Иван не мучитель был, сам, покойник, мучился и света не видал вся дни жития своего. Да собаки опоганили при смерти, так у матушки и брюхо заболело: охти мне, сына опоганили! во ад угодил! Не угодил, не суетися! Для тебя так попущено, чтоб ты не вознеслась. Блюдися себевозношения, инока-схимница! Дорога ты, что в черницы те попала, грязь худая? А хто ты, — не Феодосья ли девица преподобномученица? Еще не дошла до тое версты! Ну, полно браниться. Прости, — согрешил. Не кручинься о Иване, так и бранить не стану.
На тебя глядя, и Евдокея кручинится о своих робятах. Да мо̀лоть ли правда? Евдокеи-то миленькой тяжко: то-су и есть мужеское и девическое дело, чтобы в грехи не ввалились без приятеля. А батюшко по-за воротами охочь! — знаю я ево. Да что ж делать, Прокопьевна миленькая? Положим упование на Христа и пречистую
315
богородицу-света. Она детей наших не покинет. Евдокея Прокопьевна! Авось бы ты умерла: ведь бы им жить же без тебя? Ну, да станем Христу докучать: он управит их к себе, создатель наш.
Марья Герасимовна! Не пререкуйте же вы пред старицею тою с Евдокиею: она ведь ангельский чин содержит, а вы простые бабы, — грех вам пред нею пререковать. Да, чаю то, у вас и нет тово о Христе; надеюся на господа, яко даст вам бог терпение, и долгодушство, и кротость, и повиновение, и любовь. А что ты о Акинфье печалуешься? Вели ему пострищися, да и ты постригися, да прямою дорогою ко Христу побредете неоглядкою! А затем как вас Христос наставит. Мир ему и благословение, свету моему Ивановичю, и всем благословение любящим вас.
Евдокея Прокопьевна! Чаю, уж великоньки детушки те у тебя, светы мои? Да что ж делать? Небольно кручинься о них! Бог о всяком человеке промышляет.
Ну, простите же, светы мои, сердечныя друзья, — простите, государыни мои, простите же бога для! Господи Исусе Христе, сыне божий, помилуй нас.
Мати честная и преподобная Феодора! Прости мя, грешнаго, елика согреших словом и делом и помышлением, — прости же, оскорбил тебя, —
316
прости, государыня моя! Ну, прости же, старица! Тово для не кручинься о Иване: еще и не так стану бранить, будет не перестанешь сетовать. А она сама кручинится!
А Меланью ту твою ведь я знаю, что она доброй человек; да пускай не развешивает ушей: стадо то Христово крепко пасет, как побраню. Ведь я не сердит на нея, — чаю, знаешь ты меня. Оне мне и малины прислали, радеют миленькие: а мне петь-су своих как покинуть! Надобе друг друга журить, как бы лутчи. Я браню ея, а она благословения просит. Видишь ли? — совесть та в ней хороша какова! Полно уж мне ея искушать. Попроси у ней мне благословения: прощается-де пред тобою протопоп! Да вели ей ко мне отписать рукою своею что-нибудь. Ну, прости же и ты меня и молися бога для о мне. Я ведь надеюся на молитвы те ваши.
Посем мир вам и благословение и по поклонцу рядом всем. И Устине старице с побратимом мир и благословение. Терпите, светы мои, о Христе.