- 279 -
От высочайшая устроенному десницы, благочестивому государю, царю-свету Алексею Михайловичу, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу, радоватися. Грешный протопоп Аввакум Петров, припадая, глаголю тебе, свету, надеже нашей. Государь наш свет! что ти возглаголю, яко от гроба восстав, от дальняго заключения, от радости великия обливаяся многими слезами, — свое ли смертоносное житие возвещу тебе, свету, или о церковном раздоре реку тебе, свету?
Я чаял, живучи на Востоке в смертях многих, тишину здесь в Москве быти; а я ныне увидял
- 280 -
церковь паче и прежняго смущенну. Свет наш государь, благочестивый царь! Златоустый пишет на послание к ефесеом: «ничтоже тако раскол творит во церквах, якож во властех любоначалие, и ничтож тако прогневает бога, якоже раздор церковной». Воистинно, государь, смущенна церковь.
Ныне летом, в Преображениев день, чюдо преславно и ужасу достойно в Тобольске показал бог: в соборной большой церкви служил литоргию ключарь тоя церкви Иван, Михаилов сын, с протодьяконом Мефодием, и егда возгласиша: «Двери, двери мудростию вонмем», тогда у священника со главы взяся возду́х и повергло на землю; и егда исповедание веры начали говорить, и в то время звезда на дискосе над агнцем на все четыре поставления преступала и до возглашения «Победныя песни»; и егда приспе время протодьякону к дискосу притыкати, приподнялася мало и стала на своем месте на дискосе просто. А служба у них в церкви по новым служебникам, по приказу архиепископлю. И мне, государь, мнится, яко и тварь рыдает, своего владыку видя бесчестна, яко неистинна глаголют духа святаго быти и Христа, сына божия, на небеси не царя быти во исповедании своея веры.
Да не одно, государь, то, но и моровое поветрие не мало нам знамение было от Никоновых затеек, и агарянской меч стоит десять лет беспрестани,
- 281 -
отнележе разодрал он церковь. Добро было при протопопе Стефане, яко все быша тихо и немятежно ради его слез, и рыдания, и негордаго учения: понеже не губил Стефан никого до смерти, якоже Никон, ниже поощрял на убиение. Тебе, свету, самому житие ево вестно. Увы души моей бедной! Лучши бы мне в пустыни Даурской, со зверьми живучи, конец прияти, нежели ныне слышу во церквах Христа моего глаголющи невоскресша.
Вем, яко скорбно тебе, государю, от докуки нашей. Государь-свет, православной царь! Не сладко и нам, егда ребра наша ломают и, развязав, нас кнутьем мучат и томят на морозе гладом. А все церкви ради божия стражем. Изволишь, государь, с долготерпением послушать, и я тебе, свету, о своих бедах и напастех возвещу немного.
Егда я был в попех в Нижегороцком уезде, ради церкви божия был удавлен и три часа лежал, яко бездушен, руки мои и ноги были избиты, и имение мое не в одну пору бысть в разграблении, и сие мне яко уметы, да Христа моего приобрящу.
И егда устроил мя бог протопопом в Юрьевце-Повольском, бит ослопием, и топтан злых человек ногами, и дран за власы руками: отнял меня Дионис Крюков еле жива. И о сем молихся, да простит им бог зде и в будущем веце.
- 282 -
А Никон меня, патриарх бывшей, на Москве по ногам бив, мучил недели с три по вся дни, от перваго часа до девятаго. И о сих всех благодарю бога.
Да он же, Никон, егда меня взял от всенощнаго с двора протопопа Иоанна Неронова, по его патриархову веленью, Борис Нелединской со стрельцами, ризы на мне изодрал и святое Евангелие, с налоя сбив, затоптали; и посадя на телегу с чепью, по улицам, ростяня мои руки, не в одну пору возили. И уж то, государь, так попустил бог им.
И потом во Андроньеве монастыре посадил под полату пустую в землю и три дни и три нощи на чепи держал без пищи. И о сих всех благодарю, государь, бога. Прости, государь, — тут мне пищу принесе ангел за молитв святаго отца протопопа Стефана. Не скучно ли тебе, государю-свету?
И сибирския беды хощу воспомянути, колико во одиннадцеть лет на хребте моем делаша язв беззаконнии за имя Христово. Не челобитьем тебе, государю, ниже похвалою глаголю, да не буду безумен, истину бо, по апостолу, реку. Яко ты наш государь, благочестивый царь, а мы твои богомольцы: некому нам возвещать, како строится во твоей державе.
Егда патриарх бывшей Никон послал меня в смертоносное место, в Дауры, тогда на пути
- 283 -
постигоша мя вся злая. По лицу грешному воевода бил своими руками, из главы волосы мои одрал, и по хребту моему бил чеканом, и семьдесят два удара кнутом по той же спине, и скована в тюрьме держал пят недель, тридцеть и седмь недель морозил на морозе, через день дая пищу, и два лета против воды заставил меня тянуть лямку. От водяного наводнения и от зноби осенния распух живот мой и ноги, и от пухоты расседалася на ногах моих кожа, и кровь течаше беспрестанно.
А инии твои, государевы-световы, казаки, тружающиися в водах, в то время многие помирали от тоя воеводския налоги и муки.
И как мы дошли до места, тамо нас и совершенное зло постигло: ел я с казаками не по естеству пищу, вербу, и сосну, и траву, и корение, и мертвыя мяса зверины, а по напраснству и по прилучаю и кобылие. И тово было ядения шесть лет. А казаки бедные всякую мертвечину, иные волки и лисицы, иные человеческую лайну. И от той нужды человек с пятьсот померло; а осталось немного — человек ныне с сорок. А иных он, воевода Афонасей Пашков, пережег огнем и перебил кнутьем до смерти, якоже и меня мучил. А что, государь, у меня было из Енисейска везено с собою в запас хлебца на предыдущая лета, и тот хлеб он, Афонасей, у меня отнял после кнутнова биения
- 284 -
и продавал мне на платьишко мое и на книги свою рожь немолотую дорогою ценою, по два рубли пуд вещей и больши. И я из первых лет ел рожь немолотую вареную, покамест чево было. А он, Афонасей, и до съезду жил в покое, потому, государь, что завезено у него всего было много казачьими трудами.
У меня же, грешника, в той нужде умерли два сына, — не могли претерпеть тоя гладныя нужды; а прочих, государь, детей моих снабдевала от смерти жена ево, Афонасьева, и другая — сноха ево — втайне: егда от нас кто начнет с голоду умирати, тогда присылали нужную пищу. Понеже жены милостивы быша, яко древняя серафтяныни.
И не то, государь-свет, надежда наша, едино; но в десеть лет много тово было: беды в реках и в мори, и потопление ми многое было. Первое с челедию своею гладен, потом без обуви и без одежи, яко во иное время берестами вместо одеяния одевался и по горам великим каменным бос ходяще, нужную пищу собираху от травы и корения, яко дивии звери; иногда младенцы мои о острое камение ноги свои до крови розбиваху и сердце мое зле уязвляху, рыдающе горькими слезами; а во иное время сам и подружие мое шесть недель шли по голому льду, убивающеся о лед, волокли на волоченыках малых детей своих, в пустых Даурских местех мерзли все на морозе.
- 285 -
И о сих всех, государь-свет, благодарим бога, яко первые мы в тех странах с женою моею и детьми учинились от патриарха в такой пагубной, паче же хорошей, ссылке. Упоил нас чашею вина нерастворенна. Да не поставит ему бог в грех здесь и в будущем веце!
Не прогневайся, государь-свет, на меня, что много глаголю: не тогда мне говорить, как издохну! А близ исход души моей, чаю: понеже время належит. То не отеческой у патриарха вымысл, но древняго отступника Иулияна и египтенина Феофила, патриарха Александрова града, и прочих еретик и убииц, яко християн погубляти. Мне мнится, и дух пытливой таков же Никон имать, яко и Феофил: понеже всех устрашает. Многие ево боятся, а протопоп Аввакум, уповая на бога, ево не боится. Твоя, государева-светова, воля, аще и паки попустишь ему меня озлобить: за помощию божиею готов и дух свой предать. Аще не ныне, умрем же всяко и житию должная послужим; смерть мужу покой есть; смерть греху опона.
А душа моя прияти ево новых законов беззаконных не хощет. И во откровении ми от бога бысть се, яко мерзок он пред богом, Никон. Аще и льстит тебе, государю-свету, яко Арий древнему Констянтину, но погубил твои в Руси все государевы люди душею и телом, и хотящии ево законы новыя прияти на страшнем суде
- 286 -
будут слыть никонияне, яко древнии ариане. Христа он, Никон, не исповедует в плоть пришедша; Христа не исповедует ныне царя быти и воскресение ево, яко июдеи, скрывает; он же глаголет неистинна духа святаго, и сложение креста в перстех разрушает, и истинное метание в поклонех отсекает, и многих ересей люди божия и твоя наполнил; инде напечатано: «духу лукавому молимся». Ох, души моей и горе! Говорить много не смею, тебя бы, света, не опечалить; а время отложить служебники новые и все ево, Никоновы, затейки дурные! Воистинно, государь, заблудил во всем, яко Фармос древней. Потщися, государь, исторгнути злое и пагубное учение, дондеже конечная пагуба на нас не прииде и огнь с небесе или мор древний и прочая злая нас не постигло. А егда сие злое корение исторгнем, тогда нам будет вся благая: и кротко и тихо все царство твое будет, яко и прежде Никонова патриаршества было; и агарянской меч бог уставит и сподобит нас получити вечная благая.
О патриархе престану, государь, тебе, свету, извещати, но молю тебя, государя, о воеводе, которой был с нами в Даурах, Афонасей Пашков, — спаси ево душу, якож ты, государь, веси. А время ему и пострищись, да же впред не губит, на воеводствах живучи, християнства. Ей, государь, не помнит бога: или поп, наш брат,
- 287 -
или инок — всех равно губит и мучит, огнем жжет и погубляет. Токмо, государь, за мою досаду не вели ему мстити. И паки тебе, государю, припадая, глаголю, слезы от очию моею испущая: не вели ему мстити! Не должни суть чада родителем имения снискати, но собирают родители чадом. Аще и стропотное, но мое он чадо, Афонасей Пашков, и чадо мое и брат мне по благодати: едина купель всех нас породила, едина мати всем нам церковь, един покров — небо, едино светило — солнце. Аще и досаждают, но любовию их нам примати.
Помилуй, государь, царь православной, не оскорби бедную мою душу: не вели, государь, ему, Афонасью, мстити своим праведным гневом царским, но взыщи ево, яко Христос заблудшее овча, Адама. Твое бо, света, миловати и спасати всегда, и ныне, и присно, и до кончины.
Свет-государь! Пред человеки не могу тебе ничтож проговорити, но желаю наедине светлоносное лице твое зрети и священнолепных уст твоих глагол некий слышать мне на пользу, как мне жити.